Сказка первая (Православия)
с предисловием Максима Хатова
Ксения Пройдисвет
image alt
KOBLOVE
Влад Гагин
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
image alt
KOBLOVE
Влад Гагин
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
текстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекстекст
image alt

ПРЕДИСЛОВИЕ МАКСИМА ХАТОВА

В современной русскоязычной культуре обращение к условно славянской эстетике (православие в сочетании с языческими народными обрядами, фольклор) принято связывать скорее с идеологией, чем с ее критикой. Славянофильство, как микс из разнородных, подчас противоречащих друг другу концепций, находит отклик у широкой консервативной общественности — от чиновницы Натальи Поклонской до поэтессы Анны Долгаревой (примечательны названия двух выпущенных книг последней — «Красная ягода, черная земля» и «За рекой Смородиной»). Между тем, русский бунт, ведьмачество, сильные женские фигуры вроде княгини Ольги или героинь сказок говорят нам о том, что «славянское» в широком смысле может нести и другой, эмансипаторный потенциал.

Нельзя сказать, что этот потенциал остается совсем не замечен русскоязычной культурой. Так, например, в нулевых к нему обращалась Мария Степанова, в «Прозе Ивана Сидорова» вступая в диалог с иерархически организованной вселенной «Дозоров» Сергея Лукьяненко — еще одного известного литературного консерватора. Уже в наши дни использует элементы славянского поэтесса Варвара Недеогло, называющая себя «петербургской анархоцаревной». Однако, в случае со Степановой и, в особенности, с Недеогло, нужно понимать, что чтение их стихотворений неквалифицированн:ой читатель:ницей может быть затруднено из-за лексической и синтаксической усложненности, в целом свойственной актуальной поэзии.

На этом фоне текст Ксении Пройдисвет выгодно отличается простотой для восприятия читатель:ницами, не знакомыми с тенденциями современного литературного процесса. Он не мимикрирует под волшебную сказку, а является ей и по структуре, и по используемому языку. При этом при всей своей доступности он сохраняет важную черту актуальной литературы — создает остранение, позволяющее взглянуть на привычные вещи под другим углом.

Объектами остранения в тексте становятся характерные для сказки сюжетные элементы. Патриарх оказывается вампиром, светлый волшебник питается его душой, а бессмертием нечисть наделяет Бог. Все это, равно как и превращение главной героини в финале сказки в нового патриарха-вампира, важно как минимум тем, что разрушает парадигму послушания и патриархальности, навязываемую мейнстримным вариантом славянской эстетики.

Разумеется, сказка Ксении Пройдисвет самодостаточна как литературное произведение. В то же время при чтении меня не покидала мысль о том, что она могла бы органично лечь в основу сценария видеоигры.

Почему это было бы хорошей идеей? Как бы ни была доступна сказка Пройдисвет для непогружённых в актуальный литпроцесс читатель:ниц, стоит признать, что никакой текст никак:ой современн:ой русскоязыч:ной автор:ки не способен соперничать за внимание даже с умеренно популярной видеоигрой с просторов Steam. В то же время игры давно успешно осваивают пространство фольклора и мифа, перерабатывая образы оттуда (тем самым совершая схожую с поэтическим остранением операцию) под нужды жанра. Примеров тут множество — так, вероятно, что современные дети узнают о греческой или скандинавской мифологии не по соответствующему эпосу, а по серии God of War. Если же говорить про славянскую эстетику, то за нее в большом игропроме уже много лет отвечает серия игр «Ведьмак», созданная по мотивам книг польского писателя Анджея Сапковского.

Увы, если фольклор западных славян был запечатлен в «Ведьмаке», то русскоязычной (и особенно эмансипаторной русскоязычной) культуре в очередной раз не повезло. С одной стороны, очевиден рост качества видеоигр, сделанных при участии русскоязычных разработчиков — речь не только про AAA-проекты (AAA, или triple A, — высокобюджетные проекты) вроде нашумевшей Atomic Heart, но и про создаваемые энтузиаст:ками небольшие инди-игры. С другой, наиболее громкий сделанный в России проект последних лет под названием «Смута» оказался квинтэссенцией плохой разработки и мейнстримных представлений о том, как должен выглядеть славянский сеттинг. Сказка Ксении, существующая в схожем со «Смутой» географически и исторически мире, могла бы стать ее прогрессивной альтернативой — тем, чем стала упомянутая выше поэма Степановой для «Ночного дозора».

Ни я, ни Ксения Пройдисвет, ни кто-то из редакции журнала не создает видеоигры. Разумеется, не имеем мы и ресурсов конкурировать за внимание с большими коммерческими проектами вроде «Смуты». Тем не менее, мы помещаем этот текст в номер — как ориентир для прекрасного геймдева будущего.


Сказка первая (Православия)

Жила однажды в Православии девушка. Девушка эта странная очень была, и в городе ее все это знали, и привыкли к ней. Были у нее длинные-предлинные каштановые волосы, глаза Христа, лицо ровное, чистое. Видно, что Бог ее любит. А люди Бога чтили, и любимых его чтили как своих любимых.

Как-то раз, было, пришла она в храм, и сказала громко.

— Мне во сне Ангел Гавриил пришел, и сказал Патриарха Гришу убить. И сказал всем об этом на пути моем к Патриарху говорить.

Все на нее поглядели, на волосы ее длиннющие, на лицо ее ровное, на глаза ее святые, и не стали сомневаться, что приснился ей Ангел Гавриил.

Только возразили ей в защиту Патриарха.

— Как же так-то, Патриарх Гриша — хороший человек, нас не обижает, паству не обижает, на весь округ работает, просьбы исполняет.

Но ответила девушка.

— Ничего не знаю, так Бог хочет. Значит, и не важно, что не обижает.

И снова ей возразили.

— Так а как ты убьешь его, бессмертный же он, и от Бога это дадено.

А она ответила.

— Известно, что бессмертный, так не от Бога, раз Бог его мертвым хочет. И пусть не говорит, что от Бога тогда. Видать, Богу это не нравится.

— Ну, люба, иди с Богом, раз так.

И собрали ее идти Патриарха Гришу убивать. План у девушки был такой. Идти и всем в гости проситься, и гостеприимцам, как Ангел Гавриил сказал, об убийстве Патриарха Гриши рассказывать.

Так и сделала.






image alt


Пошла девушка по домам. Там поспит, сям поспит. Иной гостеприимец ей про Патриарха Гришу хорошее расскажет. Что добрый он, богатый, живет во Дворце Цветочном, что монастырь это женский, что бессмертный он. И решила девушка ему в монахини присягнуть. И поближе став, Гришу убить.

А как говорить она об убийстве стала и к Грише идти, люди об этом заговорили. И дошла молва до Гриши. Он, конечно, первым делом усмехнулся.

— Убить? Да как же она меня убьет? Коли бессмертный я.

И посмеялся от души. И девушку стал ждать, как убийцу свою. И ничего о ней он не знал больше, только знал, что придет, и тем уже полюбил.

Был Гриша старый вампир. А в темнице своей держал волшебника, которого не любил, но которого хотел когда-то любить.

Волшебник этот был светлым, и как все светлые носил финифть в ушах. Гриша это не любил, хотел волшебника в бежевые одежды святые одеть, но не было ничего святого в волшебнике, и одежды к нему не шли. А темница ему шла, и келия ему шла, и финифть к нему шла, и вода. Потому что был он, как и все волшебники, колдун душ, и переливал души водой.

Вампира Гришу он очень любил. И тем более любил, чем дольше томился в его темнице, и тем более истязал и корил себя за то, что не святой он, и нет на нем ни признака святости. Ни креста на коже, ни креста в глазах. И земля православная его не любила, и хотела сгнить. И не мог он пить ее воду. И не мог есть ее пищу. А мог только только душу Гришину пить и Гришу есть.

Гришину душу и пил, Гришу и ел.

А Гриша и рад. Потому что всякий святой своего мучителя должен иметь. И вот они — волшебник и Гриша — друг друга мучили и любили.

А девушка все же до Дворца Цветочного добралась. И когда вошла внутрь, почувствовала и ладанку, и благовоние, да все другое какое-то. И поняла она без понимания, почему Бог не возлюбил Патриарха Гришу. Не на своем он месте был, и всё вместе с ним тут не на своем месте встало. И подумала она тогда, что вот была бы она хозяйкой тут, и все бы правильно сделала. И зала ей потому улыбнулась, и они друг другу понравились.

Девушка сказала, что хочет монашкой здесь стать, и что пришла она Патриарха Гришу убить.

— Знаем-знаем, девушка, ждали. Патриарх давно оповещен. Ждали-с очень.

Подумала она, что хорошо это, ладно. А там и подготовку начали к ее постригу. Все ж волосы длиннющие, нельзя.

Стала девушка во Дворце Цветочном жить. И стала она странное примечать, и Гришу увидела, и вампирство его. И волшебника увидала, и то, что друг с другом они делают. Но понравилось ей во дворце. Душа ее трепетно тут молилась, и видела она Христа, и видение это делало ее покойной и счастливой.






image alt


И наступил день, когда Гриша девушку в монашки постриг. Множество белых лилий выросло в Цветочном Дворце, ковры красные были постелены. Вечерний свет воссоздан.

Вот идет наша девушка к длинному красному ковру, что к алтарю ведет, а там и Гриша стоит. Вот по обряду становится девушка на четыре лапы и ковер грызет, и лицо корчит, и вздымается, и на четырех лапах ходит. А волосы за ней так и тащатся. И видны мускулы, и зубы ее длинные видны, и морда звериная у нее. Страшна девушка, а и по-звериному хороша. И нет в ней, конечно, никакой святости.

Подползает она к Грише, а сама все кругами скоблится, там поскребется, сям поскребется, всяко метит. Гриша стоит, улыбается, воду уже приготовил Апостолову, и кровь туда свою капнул. Потому что понял, что вампирка девушка, и что должен он зверя в ней убедить.

Она к нему приблизилась, и воду из чаши святой всю слизала. А в воде и душа Гришина была, потому что воду эту он волшебнику давал.

И упала девушка как мертвая на спину. И увидела она, как Гриша кровь у монашек пьет, и как волшебник душу его пьет, и как Дворец Цветочный на стеблях нарциссовых стоит, на тысяче стеблей. И разъялось тело девушки, и кровь в нем спружинилась, и выдавилась. И выкорчевали из живота девушки плоть, и нарциссы из остова Дворца вынули, и девушке в живот вставили, а саму ее на крест повесили. И увидела она рядом с собой Христа, и поцеловались они, и помиловались. И проткнутыми руками, и ребрами оголенным прислонились, и ими же срослись, и снова поцеловались, и снова. И поняла девушка в первый раз, что Христа не любила, а теперь вот, когда они вместе тут висят, полюбила. И поняла, зачем ей сюда надо было. И поняла, почему Гавриил ей правду не сказал.

И водили вокруг нее и Христа хороводы и пели самые жуткие, воинственные духовные песни. А волосы ее решили не трогать. Так пусть висит. И провисела она три дня. И три первые дня с открытыми глазами, а вторые три дня — с закрытыми. И когда сняли ее, открыла их, потому что была она бессмертна, и поняла она, почему бессмертие вампира от Бога дадено.

С тех пор знают девушку как Патриарку Цветочного Дворца вот уже сотни лет. А Гришу и не видели никогда больше во Цветочном. А и волшебник куда-то делся. Говорят, ушли они. Ну, с Богом.






image alt


А дома девушку все так же ждут. Дедушка ее и братик младший. Все вспоминают, как она из дома ушла. А в Православии как из дома уйдешь, так уже и не вернуться, так сама земля сделала. И знает дедушка, что больше не вернется братика сестра. И только братика православию учит, потому что у братика во глазах кресты. И нельзя братика не учить. Это девушку можно, а братика нельзя.

Днем братика он молиться учит. А на ночь ему духовную сказку расскажет.

— Будет сказка сегодня про Первого Апостола.

— Про первого царя?

— Про первого нашего истинно православного царя. Был он, милый, такой же маленький и худенький, как ты. А между тем первый породнился со зверем и принял силу его и родил православие и других апостолов.

— А как это он родил?

— Да.. никто и знает, как оно тогда было, у первых. Только знаем мы, что встретились они на Погорелом Храме. И с тех пор были неразлучны до самой смерти, пока зверь его не съел, а сам в землю не закопался.

— Съел?

— Ну, дорогой, это по одной легенде, а по второй он сам в озере нашем, откуда все реки текут, утопился. Ну, есть такая водная магия, которой душу сманить можно. Вот он и отдал воде нашей душу свою, а та земле отдала, чтобы мы эту воду пили, и деревья наши пили, и травы, и животные наши. Чтобы православие длилось. И стала Православия наша тогда Православией, а до этого были цари, и был террор. А что до них было, не знаем, и как после будет — тоже. Живем в вечности потому что. И не надо нам того знать. А надо богу молиться и зверя почитать, бишь союз наш и силу нашу, и любовь. Аминь.

Дедушка глаза открыл и понял, что глаза во время рассказа закрыл, и зверя и Первого ярко очень видел. А внук его тем временем и задремал.

— Ну, Митя, спишь, что ли? ...Ну, спи, Митя, спи, дорогой. ...Пусть приснится тебе Первый Апостол, дорасскажет, что и как было.

Посидел старик, посидел. Вспомнил про внучку.

— Эх, сестра твоя, в зверя пошла.

09.06.24

Авторка иллюстраций: Ксения Пройдисвет
image alt
Родилась в г. Астрахань. Со-авторка с^кстуального проекта. Публиковалась на «Грёзе», «Новой карте Русской литературы», в «Транслите», «Дискурсе», POETICA, «Изъяне». Художница, вегетерианка, живет в Москве.

телеграм-канал
КСЕНИЯ ПРОЙДИСВЕТ
image alt
Поэт, критик. Тексты публиковались на портале «полутона», на сайте альманаха [Транслит], в журналах «изъян», Poetica, «Артикуляция» и др. Тексты переводились на английский и китайский языки. Редактор журнала «ХЛАМ».

телеграм-канал
МАКСИМ ХАТОВ